вторник, 17 августа 2010 г.

Политическая ЭКСКУРСИЯ В ТАРТАРАРЫ

























Лучше всего могло бы быть, если бы дата освобождения последних советских политзаключённых стала главным национальным праздником России ~ таким же славным, как День взятия Бастилии во Франции ~ это навсегда предотвратило бы появление в российских тюрьмах новых политических заключённых. 

Валериус Бермион, «Тартар». 


Самое страшное для тех, кто манипулирует человеческим сознанием, ~ это люди, способные мыслить самостоятельно. 

Мег Гринфилд, «Ньюсуик». 






















Т А Р Т А Р

Старожилы горнозаводской Пашии, расположенной на западном склоне Среднего Урала, саркастически утверждали, что окрестные колонии заключённых появились для реализации ленинского плана ГОЭЛРО на реке Чусовой (строительства здесь каскада гидроэлектростанций), но сталинские планы стали иными: срочное искоренение проблемного советского народа стало приоритетнее чусовской электрификации всей Уральской страны. Однако, надо иметь в виду, что ещё до революции 1917 года был готов к воплощению проект водного пути между Камой и Иртышем [смотри: Фридман А. ~ Волго-Сибирский водный путь // Водные пути и шоссейные дороги: вып. 6 // СПБ, 1913 г.; «Журнал совещания по рассмотрению и проверке проекта Волго-Сибирского водного пути между Камой и Иртышем» {техбюро МПС, с приложением продольного профиля пути, через реку Чусовую} // часть 1 - Описание проекта и часть 2 - Суждения и заключение совещания, стр. 249-611 // СПБ, 1914 г.], при реализации этого досоветского плана превращения Чусовой в электросудоходную Сталин искоренил бы, как и на строительстве Беломорканала, множество людей. 

В советское время это было планом на 3-ю пятилетку 1938-1942 годов, в связи с чем в 30-х на притоках Чусовой Поныше и Шайтанке появились поселки спецпереселенцев. Но уже с 1920 года, когда строительство Чусовской ГЭС было определено планом ГОЭЛРО, здесь разрабатывали новые каменные карьеры, расчищали ложе для будущего водохранилища (до 1917 года вырубки леса по берегам реки Чусовой не разрешались). До распада СССР, кроме Понышской и Вашкурской ГЭС был разработан проект Нижнечусовской ГЭС в районе поселка Верхнечусовские Городки. А выше Поныша должны были встать еще семь меньших по масштабу гидроэлектростанций. От затопленного Камской ГЭС устья, до района Свердловска (Екатеринбурга) река Чусовая должна была превратиться в одно сплошное водохранилище [смотри: Волков Н. ~ Через Уральские горы... на теплоходе // в газете «Вечерний Свердловск» 10 апреля 1963 г.]. Чусовской водой решено было сначала полностью снабжать города Пермь и Свердловск, а после запланированного строительства канала до реки Исеть ~ ещё и Челябинск. В 1980 году вышло очередное постановление ЦК КПСС о строительстве Понышской ГЭС. На этот раз оно было запланировано на 1988-2000 годы. Но в связи с распадом СССР последняя попытка, как и все предыдущие, так и не осуществилась. 

В начале ХХ-го века реализации проекта создания чусовского водного пути из Европы в Азию помешала Первая мировая война, затем грандиозный план евразийской стройки века был отложен из-за Второй мировой войны. Попытка начала строительства Чусовской ГЭС была предпринята в 1946 году. Тогда на месте будущего поселка Центральный появился лагерь для военнопленных и совершенно секретный приказ 'с двумя нолями' о создании спецрежимного «Понышстроя», который в поныне здравствующей ИК-35 считают началом истории своей колонии. "Приказ предусматривал развертывание пяти лагерей: «9-й км» (в девяти километрах от города Чусового вверх по реке на месте предполагаемого строительства Вашкорской ГЭС), «Торино» и «Створ» (в 25 км от Чусового на створе будущей Понышской ГЭС), в поселке Всесвятский на ближайшей железнодорожной станции и «Центральный лазарет» (будущий поселок Центральный). Разбитая, заросшая колючими кустами восемнадцатикилометровая заброшенная лесная дорога ведет от поселка Центральный на Створ. Для гонимых по последнему этапу истощенных и разутых пленных это был очень дальний путь. Сегодня при хорошей погоде его легко пройти за четыре часа. То, что в конце этого пути видишь ~ выстроившиеся цепочкой вдоль реки развалины домов из известняка, видимо, с разработанного неподалеку каменного карьера. Это, скорее всего, были административные здания лагеря или жилища его охраны. Ниже, в логу, когда-то хоронили заключенных, но ни крестов с фамилиями или номерами, ни даже могильных холмиков нет" [по тексту Юрия Софонова]. 

Над Створом возвышается камень Печка, который должен был стать частью плотины ГЭС. "На вершине его когда-то стояла вышка охраны, отсюда было видно далеко во все стороны (сегодня он ~ одна из туристских достопримечательностей реки Чусовой). Берег в то время вычистили от леса подчистую. В глубине берега есть район, который рыбаки называют «Берлин». Видимо, здесь когда-то держали военнопленных. В «Берлине» имелась угольная шахта, засыпанная после неудавшегося побега группы заключенных, прорывших из шахты подземный ход. В 1947 году в «Понышстрое» уже было 4424 заключенных, причем все время приходили новые этапы, пополнявшие число строителей коммунизма. Сюда пригоняли оставшихся в живых осужденных по 58-й и 64-й статьям 'контрреволюционеров' с Воркуты после подавления лагерных бунтов. А в некоторых документах колония проходит и как штрафной лагерный пункт. Штрафные лагпункты Александр Солженицын сравнивал с лагерями уничтожения, узникам которых редко удавалось остаться в живых. В безымянных могилах по берегам Чусовой и лежит большинство заключённых, разрабатывавших ценой своей жизни местные каменные карьеры. После прихода к власти Хрущева в 1956 году режим в лагере изменили на более мягкий 'особый': политических заменяли на особо опасных уголовников. А в 1962 году режим стал еще мягче: 'усиленный'. В колонию пригнали убийц и насильников, 'загремевших' за тяжкие преступления по первой ходке. Строительством ГЭС тогда перестали заниматься. Лесопункты на берегу реки ~ «9-й км», «Торино», затем и «Створ» ~ закрывали один за другим. Ни одну из трех намечавшихся здесь электростанций ~ Вашкорскую, Понышскую ГЭС на реке Чусовой и Понышскую ГАЭС на реке Поныш так и не построили. Скорее всего из-за принципа тотального обмана, господствовавшего в хозяйственной жизни сталинского ГУЛАГа" [Ю. Софонов]. Как писал бывший политзаключенный Рудольф Веденеев, "Никто нарочно этот принцип не закладывал, система была такая. Дорога Соликамск-Ныроб была условно построена пять раз! Пять раз начальство докладывало о досрочном окончании строительства, пять раз списывало затраты, получало премии и медали, а дороги нет до сих пор". 

В годы сталинского политического режима, в срочно созданных карательными органами НКВД посёлках Предуральского Тартара рабочее население стало показательно интернациональным. К примеру, возникший в 1930 году как лесозаготовительное предприятие из первых раскулаченных украинцев, так называемый спецпосёлок Восход в Утёсовском сельсовете был самым крупным в бывшем великом Чусовском районе. Уже к 1934 году в него насильственно переселили немало крестьян многих национальностей огромного Советского Союза. Строили его спешно, в густом хвойном лесу у глубокого оврага, разрезавшего юго-западный пологий склон передового уральского увала. Именно тут подножие Уралоазии, безусловный азиатский рубеж. Перед войной здесь был организован "неуставной колхоз" с обычным советским названием «Первое мая». Между прочим, первородное значение слова "восход" ~ Азия. После 1945 года, сюда, в Западноуральскую Азию, через Чусовское отделение НКВД, отправляли западных украинцев и эстонцев (в 1967 году население деревни Восход составляло 221 человек). Другой спецпосёлок был недалеко от устья реки Усьвы ~ на Чусовском углежжении в черте города. Спецпосёлки работали и на лесные органы Наркомата Чёрной металлургии. 

В бассейне реки Причусовская Вильва международным было и население спецколхоза «Сов. Север». В 1940 году в Чусовской район интернировали много поляков, в спецпосёлок Советский Север попали артисты Краковского театра... "Колхоз в посёлке Советский Север прилегал к знаменитым полянам, западным отрогам Басег. Там мощный плодородный слой земли, все поляны плотно заросли злаковыми высокопитательными травами. Лес тут не рос, густая трава мешала его росту. Туда летом гоняли из Пашии ослабевших лошадей для поправки, и они через 2-3 недели становились работоспособными. В Советский Север попадали со станции Баская через кордон Гремячий (сейчас здесь город Гремячинск), от него через семь горных перевалов с крутыми подъёмами и спусками к посёлку Мутный. От него до Советского Севера по берегу Вильвы ~ 33 километра. Посёлок располагался на юго-западном склоне пологой горы, там были кварталы с рублеными домами, как и в Восходе. Здесь много грибов, ягод, дичи. Вот только хлеб не вызревает, губят заморозки" [А. Шелковников, 1991]. 

Полезно знать, что и на Причусовской Вильве могла быть построена ГЭС. Ещё в самом начале ХХ века известным Камским акционерным обществом "Намечалось оборудование на реке Вильве гидроэлектростанции, которая помимо обслуживания Чусовского завода должна была снабжать электроэнергией Пашийский и Лысьвенский заводы. Турбина уже была заказана в Швеции" [С. П. Сигов, 1936]. Когда летом 1930 года группа геологов под руководством Георгия Фредерикса заново изучила причусовское подножие Западного Урала для реализации дореволюционного проекта плотины на реке Чусовой, выводы их отчёта поставили под сомнение безопасность реализации первого проекта создания Вашкурского водохранилища, но в них было и альтернативное предложение. "Необходимо отметить, что в пределах изученного нами района было обнаружено на реке Вильве одно место, которое является чрезвычайно благоприятным для возведения плотины: это выход пород серебрянской серии ниже устья речки Вижай. Вильва здесь пересекает полосу серебрянских пород, которые являются естественным водоупорным барьером между нижним и верхним участками её течения и допускают постановку плотины почти любой высоты". В 1942 году появился обновлённый план Вильвенской ГЭС, с учётом предложений расстрелянного в 1939 году Г. Н. Фредерикса, мощностью 13 тысяч кВт; и в 1943 был составлен новый проект этой ГЭС, с мощностью уже 15 тысяч кВт, с твёрдыми планами среднемноголетней выработки энергии в 55 миллионов кВт (перед урочищем Узкое площадь водосборного бассейна причусовской Вильвы равна 2930 кв. км; в то время минимальные среднемесячные значения летнего стока равнялись 10,9 кубометрам в секунду и 3,72 л/сек с 1 кв. км, зимнего ~ 4,42 и 1,51 соответственно). 

В подготовке к советскому строительству судоходного канала через Урал и каскада гидроэлектростанций при нём, было задействовано немало репрессированных специалистов. Беспартийный Георгий Николаевич Фредерикс был, пожалуй, самым способным геологом. В его честь названо несколько ископаемых организмов, он был близок к новому пониманию процессов тектонической эволюции Урала. Как я думаю, если бы Фредериксу не было суждено погибнуть при Сталине, он мог бы сделать ещё много замечательных геологических открытий. Однако он был из потомственных дворян, барон, а потому ~ всегда пересыльным при советской власти. В марте 1931 года геолог-стратиграф и палеонтолог Фредерикс Г. Н. был отправлен ОГПУ на работу в Уральское геолого-разведочное управление. Арестован 28 февраля 1935 года, как "антисоветски настроенный, социально опасный элемент". Осужден особым совещанием при НКВД СССР 4 марта 1935 на три года лишения свободы в исправительно-трудовом лагере. Срок заключения в связи с успешной работой был сокращен ему на 8 месяцев, но 30 апреля 1937 года он был вновь арестован и 14 мая его доставили в Ленинград, а 13 июня 1937 года обвинили в умышленно неверном истолковании геологического разреза при разведке на нефть в районе Чусовских Городков, а также в участии в заговоре по подготовке убийств руководящих работников страны и "лично товарища Сталина". 18 февраля 1938 года Фредерикс Г. Н. приговорён к высшей мере наказания Выездной сессией Военной коллегии Верховного суда СССР. 1 марта 1939 года Георгия Николаевича расстреляли в Ленинграде, там он и захоронен. Ничего неизвестно о судьбе его жены (возможно, репрессированной как "член семьи изменников Родины"), детей и матери. Реабилитирован 30 ноября 1956 года. 

******** 

Колония строгого режима УТ № 389/35 находится в западной таёжной пустыне Уральских гор, у посёлка Центральный, расположенного в трёх километрах лесного бездорожья от другого, более доступного 'колониального' посёлка Всесвятский. В 1972 году здесь была создана зона ВС 389/35 для политических заключённых, ставшая известной всему миру как "Пермь-35". Последних политзаключенных СССР освободили из этой колонии. Наряду с ней, в большом деле государственного наказания и трудового исправления инакомыслящих прославились и ближайшие политзоны "Пермь-36", "Пермь-37". В напоминавшем своим административным прозванием госкриминально-шизофренический 1937 год 37-м лагере "исправляли" врача-психиатра Анатолия Корягина, осуждённого за сотрудничество с московской Хельсинской группой, разоблачавшей обычные в те застойные времена психиатрические репрессии против диссидентов. В "адскую" политзону 35-го лагеря изначально предполагалось заключить до 240 "очернителей" советского режима, и в первый же год её основания сюда попало 198 человек! 

Политзона у Всесвятской просуществовала вплоть до конца существования Советского Союза, именно о ней тогда сообщалось как об адском, проклятом месте, и на Западе писалось, что "If there is a hell on earth then this prison camp, sprawled over a desolate wasteland west of the Ural mountains, is as good a candidate as any... For 20 years, Perm 35 has been where the Soviet Union kept a special class of prisoner, the 'state criminals'. They are ideologically motivated men who challenged communist power before Yeltsin finally did the job for them. They were isolated so as not to contaminate ordinary criminals. Most of the famous human-rights dissidents were marched through these gates: Anatoly Sharansky, Vladimir Bukovsky and Yuri Orlov. The camp has changed since then. During the early 1980's, there were 270 'zeks' or inmates..." [by James Blitz, in «The Sunday Times», 22 September 1991]. И в Перми, в самом конце правления Михаила Горбачёва, называли "Нашей вселенской 'славой' (а вернее позором) ~ последний и единственный в СССР лагерь для политических заключённых" [О. Романов в местной газете «Время» от 15 ноября 1990]. Ныне в этом же месте у посёлка Центральный Чусовского района отбывают срок около четырехсот убийц, насильников и рецидивистов со всей России. Здесь находится ИК-35 особого режима. 

В разных новейших административно-краеведческих хрониках событий, ущербно составленных с целью создать "положительный имидж" территорий Пермского края, знаменательная дата освобождения последних в стране советских политических заключённых из лагерной тюрьмы Пермь-35 никогда не упоминается, пропускается, и местному населению неизвестна. Это замечание касается и даты открытия сугубо политических лагерей в Чусовском районе. Все те, кто безответственно составляют такие буклеты рекордов, сами не ведают, какое зло творят: таким образом, летописно манипулируя нашей современной историей, можно творить только ложный, фактически отрицательный образ края, в который никто добровольно не поверит (кроме того, всякий подобный тенденциозный административный пиар является косвенным нарушением естественного права каждого человека на интеллектуальную неприкосновенность). "Хотели как лучше, получилось как всегда", наверняка скажут те из них, кого, по малой вероятности, призовут когда-нибудь к ответу за PR-плутовство... А лучше всего могло бы быть, если бы дата освобождения последних наших политзаключённых стала главным национальным праздником России ~ таким же славным, как День взятия Бастилии во Франции ~ это навсегда предотвратило бы появление в российских тюрьмах новых политических заключённых! 

******** 
























ПЕРМСКОЕ УЗИЛИЩЕ "ИМПЕРИИ ЗЛА" 

В начале 80-х в пермском ГУЛАГе отбывал наказание Анатолий Борисович Щаранский (дважды награждённый в США ~ медалью Свободы и Золотой звездой конгресса, а ныне известный миру ещё и как трижды бывавший министром Израиля политический деятель), написавший позднее о политических узниках Перми-35 того времени в своей книге «Не убоюсь зла». Для общего представления, привожу здесь, в своём произвольном сокращении и минимальном дополнении, рассказ Натана Щаранского об них и условиях их существования в причусовской зоне у посёлка Всесвятская: 

"Лагерь занимал небольшую, примерно пятьсот на пятьсот метров, территорию посреди леса, огороженную несколькими рядами колючей проволоки, подключенной к системе электронной сигнализации. Над зоной возвышался 'скворечник' ~ будка, где обычно сидел дежурный офицер во главе наряда прапорщиков. Заключённых в зонах для 'особо опасных государственных преступников' всегда немного. В то время как, скажем, в 'Десятке' ~ колонии для уголовников, расположенной в нескольких сотнях метрах от нас, ~ было около трёх тысяч зэков, в нашей зоне заключённых насчитывалось всего лишь десятков семь-восемь. Когда я приехал в лагерь, значительную часть зэков в нём составляли так называемые 'полицаи': люди, осуждённые за службу во время войны в немецкой армии или полиции. Кто-то из них перешёл на службу к немцам из лагеря для военнопленных, измученный голодом и болезнями и уверенный в том, что советские власти всё равно будут считать его 'врагом народа', кто-то жил на оккупированных территориях и был мобилизован немцами, когда достиг совершеннолетия... 

У полицаев в зоне были и ровесники ~ литовские и эстонские 'лесные братья' ~ люди, с оружием в руках защищавшие свою землю от немецких и советских оккупантов. Рядом с моей койкой в бараке находилась койка эстонца Харальда Кивилло. Когда в конце сороковых годов к ним на хутор пришли чекисты ~ вывозить семью в Сибирь, он вместе с братьями убежал в лес и присоединился к отряду патриотов. Один за другим погибали братья, друзья, и Харальд остался один. Много лет прожил он в лесном бункере. В пятьдесят седьмом году, когда на недолгий срок была отменена смертная казнь, он вышел из леса ~ одним из последних ~ и получил двадцать пять лет лагерей... Ему разрешили разбить в зоне небольшую цветочную клумбу. Харальд умудрился достать семена щавеля, укропа и каких-то других съедобных, богатых витаминами трав, посадил их среди цветов и подкармливал меня и других изголодавшихся диссидентов. Это занятие было рискованным: выращивание в лагере овощей и вообще любых пригодных в пищу растений категорически запрещено... 

Харальд принадлежал к старшему поколению 'антисоветчиков'. Основным же объектом забот КГБ в зоне было молодое поколение диссидентов ~ 'семидесятников'. Эти люди, оказавшиеся за решёткой из-за своих политических, религиозных или национальных убеждений, активно отстаивали своё право на них и в лагере: писали заявления, проводили голодовки, протестуя против произвола властей по отношению к заключённым. Многих из них я хорошо знал заочно ~ по рассказам друзей, по документам самиздата, которые мне приходилось передавать иностранным корреспондентам. Выходя в зону, я с нетерпением ждал встречи со своими соратниками, но, как выяснилось, одни из них были совсем недавно переведены в иные лагеря, другие же находились в ПКТ (помещения камерного типа, внутрилагерной тюрьмы), куда за 'плохое поведение' зэков помещали на срок до шести месяцев. ПКТ изолировалось от зоны забором и рядами колючей проволоки, и связаться с ребятами, сидящими там, было практически невозможно... 

Работаем мы на СИЗ ~ Свердловский инструментальный завод; под той же маркой выпускают продукцию и другие цеха политических лагерей Пермской области. Как-то, желая подстегнуть наш трудовой энтузиазм, заместитель начальника зоны по политчасти вывесил список стран, куда поступает продукция СИЗа. Среди них ~ Болгария, Югославия, Египет, Куба, Франция. Интересно, знают ли французские рабочие, что среди инструментов, которыми они пользуются, есть, скажем, фрезы, выточенные политзаключёнными членом-корреспондентом Академии наук Армянской ССР Орловым, узниками Сиона Дымшицем и Альтманом, врачом-психиатром Корягиным? Была у нас ещё и швейная мастерская, где работали, в основном, старики ~ шили рукавицы, а также цех ширпотреба, выпускавший особого рода сувенирные шахматы: доска из ценных пород дерева с разноцветной картинкой-инкрустацией, оригинально выточенные фигуры. Такие шахматы я когда-то видел в Москве в валютном магазине 'Русский сувенир'. У нас их изготовляли как для плана, так и 'налево': лагерное начальство и охрана заказывали зэкам такие произведения подневольного искусства, расплачиваясь за них несколькими пачками чая. Как-то я видел шахматную доску, изготовленную по заказу кагебешника: вместо стандартной картинки на ней изобразили портрет его начальника, полковника... 

За это время в зоне появилось несколько новых диссидентов, среди которых был Владимир Пореш, ставший вскоре одним из самых близких моих друзей в ГУЛАГе. Ленинградский филолог, свободно владевший французским, специалист по истории русской и французской литературы, Володя в конце семидесятых годов сделался активным участником христианского семинара, начал издавать теологический журнал, за что его и арестовали (на московской встрече членов «Международной Амнистии» в 1992 году я узнал от А. Чезлова, что после своего освобождения в 1987 году В. Пореш возглавил философско-религиозное общество «Открытое христианство» - Бермион). Пореш стал постоянным членом нашего 'кибуца' ~ небольшой группы диссидентов, объединивших своё нехитрое хозяйство ~ прежде всего, продукты. В эту комунну входил и Юра Бутченко, музыкант, пытавшийся связаться в Ленинграде с представителями американского консульства, чтобы обсудить с ними идею пропаганды капитализма с помощью рок-музыки, и осуждённый на восемь лет 'за попытку шпионажа'. Гостями нашей компании часто бывали литовец Жанис Скудра, эстонец Калью Мяттик, грузин Зураб Гогия. 

Крестьянин Скудра несколько лет ездил по Прибалтике и фотографировал бывшие костёлы, церкви, синагоги, превращённые в склады или просто разрушенные. Снимки он переправлял за рубеж, где его приятель публиковал их под рубрикой «Хроника оккупации». В итоге ~ двенадцать лет по статье 'измена Родине'. Это был очень тихий, с виду даже пугливый человек, на которого, казалось, достаточно цыкнуть и он тут же сломается. Жанис безропотно выполнял всё, что от него требовали, но когда зэков собирали на политзанятия или на 'ленинский субботник', он никогда не соглашался принимать в этом участие... Математик Калью Мяттик был участником эстонской демократической группы, а журналист Зураб Гогия распространял листовки с протестом против насильственной русификации Грузии... 

В изолированном от зоны бараке ПКТ-ШИЗО было четыре карцера и две обычные камеры внутренней тюрьмы. За год я провёл в ШИЗО (штрафной изолятор, лагерный карцер) сто восемьдесят шесть суток. На семьдесят пятый день у меня появились соседи, смежные камеры ШИЗО 'ожили'. Первым посадили Вазифа Мейланова. Мейланов ~ наполовину лезгин, наполовину кумык ~ родился в Махачкале, однако вырос на русской культуре, литературе и истории. Вазиф окончил мехмат МГУ, был талантливым и знающим математиком, но его эрудиция в гуманитарных науках была ничуть не меньшей. Обладая острым критическим умом и ярким публицистическим даром, Мейланов написал ряд работ, распространявшихся в самиздате. В восьмидесятом году, сразу после ареста Сахарова и высылки его в Горький, Вазиф почувствовал, что обязан действовать. Он вышел на центральную площадь Махачкалы с плакатом и полчаса простоял напротив обкома партии, требуя освобождения опального академика и уважения к правам человека в СССР. Случай для этого города был беспрецедентным, и поэтому ни милиционеры, ни высокое начальство не знали поначалу, как реагировать. Наконец Вазифа пригласили подняться в обком на беседу, которая кончилась семью годами заключения и двумя ~ ссылки. 

Вскоре после прибытия в нашу зону Мейланов заявил: 'Я не раб. До тех пор, пока труд в лагере ~ принудительный, я работать не буду'. Естественно, он сразу же оказался в ШИЗО и больше в зону никогда не выходил. Помню, тогда, в первые месяцы его борьбы, мало кто верил, что Вазиф удержится на своей позиции. 'И не таких ломали!' ~ заявляли менты... Но и четыре года спустя, когда я, ещё сам того не зная, доживал в неволе последние месяцы, сидя с Мейлановым в одном карцере, он также твёрдо стоял на своём, как и вначале. Позади остались годы карцеров и тюрем, здоровье его было разрушено, но дух Вазифа КГБ не удалось сокрушить. В политических зонах было немало стойких диссидентов, но даже на их фоне Мейланов выделялся своим непоколебимым упорством... Самые стойкие заключённые были переведены в другие лагеря ~ среди них, в частности, мой товарищ по московской Хельсинской группе Анатолий Марченко, ~ или отправлены на отсидку в ПКТ и ШИЗО. При этом рекорды, установленные в восемьдесят первом году Порешом, Мейлановым и мной, были давно побиты: не по сто- сто пятьдесят суток, а по целому году не выходили из карцера Иван Ковалёв, Валерий Сендеров... 

Валерий Смирнов ~ один из тех, кто пассивно, но упорно сопротивлялся в лагере давлению КГБ. Валера был специалистом по математическому обеспечению, работал в Московском институте электронных управляющих машин, и он часто ездил за границу, в основном в Норвегию, для ведения переговоров о закупке образцов передовой западной технологии. После нескольких поездок он решил остаться на Западе. Норвежские друзья и коллеги помогли ему в этом, но полицейские власти посоветовали перебраться в Америку, подальше от КГБ, что Смирнов и сделал. Власти предоставили ему политическое убежище и помогли устроиться по специальности. Очень скоро, однако, он стал тосковать по семье и стал строить планы её вызволения. В голову Смирнову пришла дикая идея: приехать в СССР и попытаться законным путём вывезти жену и дочку. Преданность им обошлась Смирнову в десять лет лагерей строгого режима... 

Одним из новичков, с кем я сразу же подружился, был Боря Грезин. Русский парень лет тридцати пяти, проживший всю жизнь в Латвии, он работал электриком на рыболовецком сейнере. Ходили они далеко, к берегам Испании, Африки, Латинской Америки. Нет, Боря не пытался остаться за границей: ведь в Риге его ждали жена и дочь. Преступление его заключалось в другом: сходя на берег в иностранных портах, он отправлял на западные радиостанции, ведущие передачи на русском языке, свои стихи, в которых критиковал советский режим. И хотя ни своего имени, ни обратного адреса Грезин, понятно, не указывал, КГБ его разоблачил, и Боря получил очень мягкий для ГУЛАГа срок ~ пять лет. На воле диссидентство Грезина было тайным, в лагере стало явным. Всем попыткам 'перевоспитать' его он оказывал пассивное, но весьма упорное сопротивление... 

Человек, с которым Боря проводил больше всего времени, его напарник по работе в кочегарке Витя Полиэктов, совсем юный паренёк, лет двадцати, с открытым детским лицом; его робость и стеснительность никак не вязались с мощной, атлетической фигурой. Родом он был из небольшого северного города, любил слушать бит-музыку, читать книги по философии и истории. Убогость советской жизни удручала Виктора, и можно сказать, что вырос он на передачах «Голоса Америки» и «Би-би-си», из которых больше всего любил музыкальные программы для молодёжи. Окончив школу, Витя поехал в Ленинград поступать в университет. Экзамены он завалил, зато познакомился с несколькими ребятами, тоже приезжими, и так же как он, недовольными серостью своего существования. С ними-то Полиэктов и стал обсуждать вопросы создания подпольной организации для борьбы с властью. Потом его забрали в армию, на север. Там он служил на радиоперехвате, подслушивая переговоры между различными службами НАТО. Но молодым солдатам лень было заниматься этой чепухой, и они при малейшей возможности переводили свои приёмники на западные радиостанции. Тех, кого ловили на месте преступления, наказывали ~ лишали званий, сажали на гауптвахту, но это мало помогало. Виктор начал переписываться со своими новыми ленинградскими друзьями, обсуждая с ними пути борьбы с советской властью, и, естественно, очень скоро был арестован вместе с 'сообщниками'. Мальчики быстро покаялись и получили соответствующие своему возрасту детские сроки. Виктору предстояло сидеть четыре года". 

Максимально возможный срок ~ 15 лет заключения (с пятью годами последующей ссылки) ~ по статье "измена Родине" (по ней ещё и лишали жизни) был у сидевшего и в Перми-35 Богдана Климчака: "Есть и вопиющий пример беззакония в строящемся правовом государстве ~ украинский диссидент Богдан Климчак, о котором подробно написано в журнале «Юность» [№ 9, 1990]. Он сидит по статье украинского УК, аналогичной российской, уже отменённой 70-й статье ('антисоветская пропаганда')... Сидит в одиночке, называемой на лагерном языке нейтральной аббревиатурой ПКТ ~ помещение камерного типа. Помещён он туда за отказ от работы, что, согласитесь, вполне естественно для человека, не признающего себя виновным" [О. Романов]. 

О несчастной судьбе западного украинца Климчака, старшего брата которого осудили как "врага народа", а сам он вместе со всей семьёй был переселён в Сибирь, писал и Щаранский: "Как самый страшный кошмар детства вспоминал Климчак этот переезд: битком набитый запёртый снаружи вагон, где люди оправлялись на глазах друг у друга, где трупы умерших оттаскивали в угол и складывали штабелями, где женщины рожали детей прямо на загаженном полу... Многие не выдерживали и умирали, но семья Климчаков выжила. А через несколько лет, в хрущёвскую 'оттепель', освободился из лагеря его брат: оказалось, что его арестовали по ошибке. Стало быть, и родственники его пострадали безвинно и теперь могли вернуться домой. Вся семья собралась ехать в родное село, лишь подросший Богдан, учившийся на геолога в каком-то сибирском техникуме, задержался с отъездом. Богдан, в чём я после знакомства с ним убедился, был человеком органически не способным к притворству, он не умел скрывать свои чувства. Поэтому в техникуме вскоре стало известно о его антисоветских настроениях. В итоге он был уже 'законно' арестован и отсидел шесть лет в политических лагерях по обвинению в антисоветской агитации и пропаганде... Созрело желание бежать... куда угодно... Много лет вынашивал Богдан план побега, ездил на разведку к границам советской империи, изучал карты, расписания поездов, хронометрировал движение патрулей в пограничных районах ~ и, наконец, решился... очутился в Иране... Когда Климчаку сказали, что его возвращают в СССР, он не поверил... Простой крестьянский ум не мог понять хитрой азиатской политики..." {все купюры <…> мои ~ Бермион}. 

******** 

Освобождения политических заключённых из лагерей в Чусовском районе требовали правозащитники и демократическая общественность всего Западного мира. В своё время и брат Анатолия Щаранского, Леонид, устроившийся на работу в компанию ранее эмигрировавшего в США соотечественника, "...на 9 лет прервал свою карьеру инженера, чтобы выступать ходатаем по делам томившегося в тюремно-лагерном заключении брата" [«Бизнес Уик», № 5 за 1992 год]. В Великобритании леди Каролина Кокс заботилась об освобождении Александра Голдовича, за освобождение политических заключённых лагерей пермской гулаговской зоны хлопотали в разные времена и разные другие известные личности за рубежом. К сожалению, этого нельзя сказать о большом числе популярных деятелей нашего Отечества, увлечённо отслеживавших тогда информационные сообщения западных радиостанций о нарушениях прав человека в СССР, но не более того; в сегодняшней России у них появились другие увлечения, и они не помнят о дате кончины ГУЛАГа, которой дождались. А могли бы ежегодно отмечать на чусовской земле, вместе со своими единомышленниками и зарубежными правозащитниками. За границей многие члены организации «Международная Амнистия» отмечают день освобождения последних политзаключённых Перми-35. Правозащитные группы членов Amnesty International в разных странах боролись за каждого нашего "узника совести" вплоть до самого их освобождения, и даже "усыновляли" некоторых сидельцев Перми-35. Вот список этих adoption groups и их подопечных: 

· Валерий Белокопытов, освобождён в марте 1988 года ~ «Швеция-20», «Германия-281», «Великобритания-199»; 
· Вячеслав Черепанов, освобождён в июне 1989 года ~ «Германия-137», «Великобритания-19»; 
· Гурам Гогбаидзе, освобождён в феврале 1988 года ~ «Япония-60», «Норвегия-130»; 
· Микола Горбаль, освобождён в августе 1988 года ~ «Германия-392», «Франция-283»; 
· Виталий Калыныченко, освобождён в мае 1988 года и эмигрировал ~ «Великобритания-127», «Нидерланды-165»; 
· Иван Кандыба, освобождён в августе 1988 года ~ «Франция-31», «Австралия-211»; 
· Богдан Климчак, освобождён в ноябре 1990 ~ «Перу-2», «США-395», «Швеция-224»; после своего освобождения Богдан стал членом Amnesty International; 
· Анатолий Корягин, освобождён в феврале 1987 года и эмигрировал ~ «Швейцария-7/26», «Нидерланды-452»; 
· Михаил Кукобака, освобождён в декабре 1988 года ~ «Австрия-13», «Дания-57», «Великобритания-12/13»; 
· Вазиф Мейланов, освобождён в феврале 1988 года ~ «Ф. Канада-40», «Великобритания-91»; 
· Арво Пести, освобождён в ноябре 1986 года ~ «Нидерланды-100», «Германия-357»; 
· Валерий Сендеров, освобождён в феврале 1987 года ~ «США-9», «Нидерланды-192». 

Гунарс Астра, усыновлённый AI-группами «Германия-653» и «Швеция-154», умер в 1988 году; умершим в 1985 или в 1986 считают усыновившие Юрия Гамшеева AI-группы «Канада-71» и «Швеция-65»... Под опекой заслуженно награждённой Нобелевской премией мира «Международной Амнистии» были все известные ей узники совести ~ лица, не прибегавшие к насилию в своей деятельности и не призывавшие к его применению. Согласно устава «AI», главной задачей этой неправительственной организации, является внесение вклада в соблюдение во всём мире прав человека, определённых Всеобщей декларацией прав человека. 

От Юлии Шервуд из «Международной Амнистии» (Membership Development Team, International Secretariat) я получил в 1993 году сохранившиеся показательные материалы (заслуживающие отдельного книжного издания) о том, как индивидуальные члены и группы членов этой правозащитной организации боролись за освобождение чусовских узников совести М. Кукобаки и В. Калыныченко. За свободу Виталия Калыныченко, украинского инженера, который в июне 1980 года был приговорён к 10 годам тюремного заключения и 5 годам ссылки лишь за то, что состоял членом Украинской секции Группы по слежению за последствиями Хельсинских соглашений, всячески манифестировали усыновившие его члены «Sutton Coldfield and District Group» (UK-127). 

За свободу белоруса Михаила Кукобаки, разнообразно подавлявшуюся КГБ с апреля 1970 года, активно боролись усыновившие его члены большой лондонской команды «Belsize Park Group» (UK-12/13). Об этой борьбе, оказавшейся в эпицентре её Каролин Браун (Pecover-Brown), и о самом Михаиле можно было бы написать интересную многим книгу. С 1980 года К. Браун посылала свои письма М. Кукобаке, но он их не получал, и узнал обо всём этом только после своего освобождения. Только тогда она получила первый ответ ~ письмо, написанное Михаилом в Москве 26 декабря 1988 года, которое мне позволено воспроизвести здесь: 

"Здравствуйте миссис Браун!

Вчера Лев Михайлович (Тимофеев) передал мне Ваше письмо. Я был глубоко тронут, прочитав его. Я подумал, сколько времени, душевных сил, Вы лично и Ваши друзья затратили в борьбе за вызволение из неволи совершенно незнакомого Вам человека, зная лишь, что я осуждён несправедливо, вопреки всем законам цивилизованного общества. Я полагаю, что подобная черта характера ~ стремление помочь обиженным и оскорблённым ~ свойственна большинству англичан. Но я думаю ещё и о другом: если много лет заниматься судьбой какого-либо человека; переживать за него; беспокоиться, ~ холодно ему или голодно, здоров ли, жив ли он ~ то, постепенно и незаметно, такой человек становится частицей собственной жизни. Поэтому, у меня есть уверенность, что я могу с полным основанием называть Вас своим другом. Я также благодарен Вашему супругу мистеру Брауну за его содействие Вашим благородным устремлениям. 

На протяжении последних 10 лет заключения, работники КГБ настойчиво пытались меня убедить, что я одинок, что я никому не нужен, и никто нигде обо мне не беспокоится. Они убеждали, что единственный у меня выход ~ это во всём 'раскаяться', подписать все предлагаемые ими документы. Иными словами, я должен был согласиться оболгать себя и своих друзей, выгораживать преступников из КГБ, сфабриковавших моё обвинение. В оплату такой позорной сделки мне предлагали свободу и содействие в выезде за границу. 

Я никогда не верил своим палачам, но не переставал удивляться их убогой логике ~ что человека будто-бы можно заставить изменить свои убеждения, если его изолировать ото всех и постоянно пытаться обманывать. За все долгие годы заключения мне передали лишь одно коротенькое письмо-открытку из Дании, осенью 1981 года. И только сейчас, освободившись, я узнал, как много людей старалось разными средствами содействовать освобождению нас ~ осуждённых за политическое инакомыслие. И все мы, советские политзаключённые, глубоко благодарны всем людям, проявившим солидарность с нами. Я глубоко убеждён, человек не должен быть рабом другого человека; также он не может быть и рабом государства. Отстаивание этой простой истины обошлось мне очень дорого. Но, несмотря на всё пережитое, я с удовлетворением отношусь к своему пройденному пути. Совесть моя спокойна. Я делал всё, что было возможно в моих скромных силах. Усталости я не чувствую, но я несколько отвык от нормальной человеческой жизни. 

Мне очень приятно было бы с Вами встретиться, но я плохо представляю, как это можно сделать. Ведь человек пробывший длительное время в заключении, в советских условиях зачастую становится бездомным. Сейчас я нахожусь как раз в подобном положении ~ жить негде, ночую у случайных людей. Если такое положение не является препятствием, я бы конечно с радостью встретился с Вами. Вкладываю в это письмо новогоднюю открытку. Всего Вам доброго! С уважением к Вам, М. Кукобака". 

Вскоре членам «Belsize Park A.I.Group» удалось-таки встретиться со своим подопечным... Для общего представления почтовой части этой истории, я счёл нужным воспроизвести здесь ещё и строки из трёх частных писем Caroline Pecover, одно за другим написанных ей Михаилу на русском языке в 1986 году (наверняка волновавших читавших их низших охранителей советского режима): 

"Дорогой Миша, я часто слушаю людей, которые жалуются на жизнь в Лондоне. Они мечтают переехать в деревню, где воздух чище и люди добрее. И я хотела бы объяснить, почему я люблю Лондон. Я считаю, что эта старая столица прекрасна. К сожалению, ленивый или невежественный турист осматривает только достопримечательности и, по-моему, не видит настоящую красоту Лондона. Я не восхищаюсь площадью Пиккадилли, Трафальгарской площадью, Букингемским дворцом. Лондонский Тауэр ~ вот магический и романтический пункт по маршруту туриста {старинная крепость Тауэр, где хранятся королевские регалии, бывала королевской резиденцией, монетным двором и обсерваторией, а не только тюрьмой для государственных преступников ~ Бермион}. Я хотела бы посоветовать туристу походить в Кью-Гарденз {большой и старинный ботанический сад ~ Бермион}, бродить по маленьким улицам в Челси или в районе Хампстед, пройти мимо Сент-Джеймского дворца под лунным светом, посидеть на траве у Линкольнз инн и исследовать элегантность площадей Айслингтона..." 

"Дорогой Миша, на прошлой неделе я съездила в Голландию на 2 дня. Одна из моих подруг ~ голландка, она живёт на Ямайке, но поехала через Лондон на родину навестить своих родственников. Мне захотелось побыть с подругой перед её возвращением на Ямайку. Наше совместное путешествие было очень приятным, а билет туда и обратно стоил только 35 фунтов стерлингов. В четверг утром мы отправилась поездом в Харадж. Погода была прекрасной и поля от инея блестели на солнце. В Харадже мы сошли на платформу, и пошли к маленькому залу с пограничным контролем, где показали свои паспорта и потом пошли по проходу к двери парома. Это было так просто! В ноябре мало людей пересекают Северное море. На нашем большом корабле было только 40 или 50 пассажиров. Один из стюардов сказал мне: 'Пожалуйста, садитесь в зале первого класса'. С благодарностью, я села в удобное кожаное кресло у больших окон. На столе лежала газета «Таймс», стюард принёс мне чашку кофе, солнце светило ~ какое счастье! Семь часов спустя, мы приплыли в Хук-ван-Холланд и опять сели в поезд. В Лейдене мы сошли, и водитель такси отвёз нас в село, где живёт сестра моей подруги..." 

"Дорогой Миша, летом мы с другом часто ездили на юг удить рыбу. В Новом Лесу, недалеко от Фордингбриджа, находится село Damerham, у которого три озера с обилием форели. Мы обычно проводили ночь в старой гостинице, и весь день ловили рыбу. В конце сентября мы отправились туда в последний раз в этом году. Я только что купила новое удилище и очень хотела испробовать его. Мы стояли на берегу озера, и я пробовала закидывать лесу. Через 10 минут, я так закинула лесу, что не могла её вытянуть назад. 'Ох', ~ сказала я другу, ~ 'моя леска основательно зацепилась на дне'. 'Нет', ~ ответил он, ~ 'ты поймала большую рыбу'. 'Ах, боже мой!' ~ Я так крикнула и сразу бросила удилище другу. Он вернул его мне и сказал, что это моя форель, и я должна сама вытащить её на берег. Однако я так страдала от неопытности и беспокойства, что порвала леску и та форель ушла. Пять минут спустя, мой друг поймал другую рыбину, а когда я обедала, он поймал ещё одну..." 

******** 

В начале последнего десятилетия XX века советская пресса объявила, что все политические заключённые освобождены и никаких "узников совести" в СССР больше нет. Но "26 апреля 1991 года, в Москве, только что освободившийся обитатель пользующегося дурной славой чусовского рабочего лагеря № 35 Максим Иванов опроверг настойчивые утверждения советских властей, что центр интернирования политических диссидентов закрыт. 

М. Иванов, за откровенную и честную критику властей отбывший восемь лет в чусовском лагере, который был печально известен миру как гулаговский, сказал, что 16 диссидентов остаются в лагере, включая двух вновь прибывших, чьи преступления следовало бы признать политическими, а не уголовными. Он рассказал об этом в интервью, через неделю после его освобождения. Советские власти, отреагировавшие на обвинения Иванова, упорно утверждают, что в этом лагере содержатся только уголовные преступники. Они повторили недавние утверждения, что уже освободили всех заключённых, осуждённых по 70-й статье УК, ~ прежде нагло использовавшейся и служившей основанием для наказания, чтобы грубо пресекать, как преступление, антиправительственную 'пропаганду и агитацию'. 

Мистер Иванов, который, рассказывая о своём заключении за попытку угона самолёта в Норвегию после преследования его за критику жестоких репрессий в советской армии, заявил, что местные власти скрывают изнурённость диссидентов от манипулирования пищевым рационом и от наказаний их долгими сроками в штрафных изоляторах. Один из нынешних узников, Валерий Янин, пытался покончить с собой вскрытием вен на запястьях его рук две недели назад, и был проигнорирован тюремным врачом {перед этим отчаянным актом, когда жаловался на нездоровье ~ Бермион}. Янин наказан ШИЗО, дабы предупредить другие протесты узников. Иванов говорил, что для наказания политической оппозиции используются иногда и другие, самые разные, статьи УК. Но тюремные власти настойчиво утверждают, что бывший заключённый пытается представить идейными явные акты шпионажа и государственной измены или тех, кто пытался нелегально перейти советскую границу и занимался запрещённой деятельностью. 

Иванов сообщил, что два новых узника доставлены в лагерь в марте: один по тяжёлому обвинению в продаже военных секретов и другой признан виновным в непредумышленном убийстве при попытке перехода границы. Факт усиления непродолжительной по сроку статьи 70 другими 'не меняет статуса лагеря, как политического', ~ добавил он. Местные тюремные власти говорили, что часто разнообразные преступления смешиваются в одно, на что мистер Иванов сказал, что политические несогласия в глубине его души руководили его поступками. Обращение к западным нациям с мольбой о заступничестве было представлено Ивановым от имени, как он сказал, подписавшихся нынешних 14 чусовских узников" [Ф. Клайнз в газете «Нью-Йорк Таймс» от 29 апреля 1991 {перевод и сокращение текста мои ~ Бермион}]. 

20 мая в Пермь-35 привезли приговорённого к сроку на десять лет за военное преступление (ст. 64) Николая Ильича Травкина, человека старше 70 лет, с юга Украины. В конце мая, ночью, он был этапирован из зоны больным, с уринарным кровотечением. Он и не надеялся пережить свой приговор. В середине июля заместитель начальника лагеря по режиму сообщил, что Травкин умер. 

В 1991 года в политзоне Пермь-35 продолжали удерживать: В. Смирнова, В. Олисневича, И. Федоткина, А. Щербакова, В. Поташева, А. Довлатова, С. Попова, А. Должикова, В. Макарова, А. Завидина, Ю. Павлова, А. Коновала, В. Янина, А. Голдовича, В. Куценко и А. Хобта. 

Осуждённый по статье 64 УК РСФСР ("измена Родине") младший офицер Анатолий Хобта оказался в лагере летом того же года... Виктор Куценко также был в лагере сравнительно недолго, с 31 марта. До своего ареста в июле 1990 года он окончил Киевское военное училище как радиоинженер, стал майором войск связи. Его обвинили в выдаче военной и государственной тайны и приговорили к заключению на пять лет. Фактически, он позвонил в посольство США, ФРГ, Франции и Канады с предложением оценить конфиденциальную информацию. Откликнулось как если бы посольство ФРГ, на самом деле ~ подслушавшие сотрудники КГБ. Им он и передал информацию под грифом "совершенно секретно", которая не соответствовала такому грифу (о чём сказано в деле). Куценко в лагере принимал участие во всех акциях протеста. 

Уволенный из КГБ Виктор Макаров был старшим лейтенантом. Он рассказал товарищу о своём желании передать на Запад некоторые сведения о КГБ. По этим показаниям и был арестован, получив срок 10 лет. В Перми-35 был разговорчив на темы о делах КГБ, за что получал угрозы от ментов и курировавших зону чекистов. Несмотря на их угрозы и незамедлительные наказания, владевший английским языком Макаров продолжал сообщать то, что считал нужным, даже бывавшим в лагере иностранным журналистам. 

Виктор Олисневич служил на Дальнем Востоке на подводной лодке. Был замешан в краже обмундирования и попал, таким образом, в уголовный лагерь, где кто-то из заключённых стал выспрашивать у него различные сведения о подводных лодках. По его показаниям за разглашение государственной тайны Олисневич был осуждён на 14 лет. 

Владимир Поташев работал в Институте США и Канады. К секретным сведениям, по его утверждению, доступа не имел. Передал на Запад информацию, которая должна была способствовать скорейшему заключению соглашения о разоружении. Срок ~ 13 лет лагерей. 

Юрий Павлов. Физик-ядерщик. Сделал открытие о получении искусственных алмазов путём ядерного взрыва. После тщётных попыток реализовать открытие запатентовал его на Западе, за что и был арестован. Срок ~ 15 лет лагерей и пять ~ ссылки. 

******** 

"Судьба 44-летнего Александра Голдовича, который часть своего срока уже отбыл в пользующемся дурной славой чусовском тюремном лагере 35, трагична, но в то же самое время непостижима здравым смыслом как фарс, в равной степени измотавший человека и существующую систему. Голдович и его 20-летняя жена Наталья Соколова были арестованы в апреле 1985 года, по случайному совпадению вскоре после дня рождения Ленина, когда они с трудом пересекли границу. Это были также дни, когда перестройка начала занимать подобающее ей место, но её наступающее развитие не предвидела пара, которая рискнула пересечь Чёрное море до Турции на маленьком надувном резиновом плотике, купленном в детском магазине. 

Голдович стремился к эмиграции, но так как он имел образование физика, занимался этим, то у него не было никакого шанса. Отсюда этот нелепый плот. Впоследствии Голдович объяснит, что он не намеревался выступать против режима и таким образом решил оставить страну, без причинения ей какого-либо вреда. Пограничные силы не заметили плота ~ его вернула из нейтральных вод бдительная команда рыболовного судна {плот был замечен советским траулером ~ Бермион}. Когда Голдович был схвачен пограничниками на берегу, он вначале уверял, что является американцем с именем Голдинг. Но вскоре, сломленный и подавленный, он начал говорить. Так человеку, который мог быть осуждён только по статье 83 УК РСФСР ('нелегальный переход границы' ~ до трёх лет заключения), сделали 'политическое' дело: ст. 64 ('государственная измена'), ст. 70 ('антисоветская агитация и пропаганда'), ст. 75 ('разглашение государственной тайны') и подогнанная до кучи ст. 88 ('нарушение правил валютного обмена'). 

Последнее обвинение было основано на факте передачи Голдовичем иностранцу нескольких рублей, в обмен за его обещание возвратить сумму в долларах, если они когда-нибудь встретятся на Западе. Обвинение в разглашении государственной тайны было основано признанием Голдовича о его намерении открыть Западу (Западу вообще, а не какой-то конкретной стране) информацию о секретных советских ядерных испытаниях, проводившихся в нарушение подписанных соглашений (позднее выяснилось, что Голдович не имел никакой конкретной информации, и что это была только не внушившая доверия суду форма его пацифизма). Голдович рассказывал следователю, что узнавал об этом от своих приходящих друзей и что получил информацию от знакомого, который был женат на американке. 

В обвинении, которое было предъявлено не в 1960-1970 годах, и даже не в 1980-м, а в 1985-м, его 'антисоветская агитация и пропаганда' была описана следующим образом: Голдович рассказывал своей жене, что страна должна иметь несколько партий и настоящий парламент; он клеветнически высказывался, будто в СССР нет демократических свобод; и одобрял частнособственническую деятельность. Он также заявлял, что социалистический строй не имеет будущего; извращал внутреннюю и внешнюю политику КПСС (критиковал вторжение в Афганистан -Ed.). Кроме того, Голдович хранил дома сочинения Бердяева, Солженицына, Сахарова и Орвела (т. е. Оруэлла), и собственную 'тенденциозную информацию' о советском образе жизни (о нехватке продуктов питания, etc.). Суд приговорил Голдовича к 15 годам тяжёлой работы с конфискацией имущества, да ещё 5 лет ссылки добавил. Вот так Александр Голдович оказался в чусовском лагере. Наталья Соколова получила 18 месяцев по ст. 83, расторгла брак с мужем и вышла замуж за другого мужчину. 

Товарищи Голдовича по тюремному лагерю помнят, что вначале он производил впечатление человека уверовшего в досрочное освобождение из заключения за примерное поведение ~ он не конфликтовал с администрацией. Но позднее он стал активно бороться за права других узников. Голдович настойчиво утверждает, что тюремно-лагерной администрации следует разрешить узникам иметь доступ к правовой литературе о законах (в особенности, к стандарту ООН «Минимум норм для обращения с заключёнными») и религиозной литературе (белорус Голдович ~ убеждённый католик). Он требует, чтобы его с товарищами по лагерю открыто признали политзаключёнными, и объявил планы организации голодных забастовок, ~ как средство протеста в дни международных встреч. Вероятно, по этим причинам ему предоставлена возможность получать дополнительную посылку из дома в последнее время. 

Годы заключения сурово отразились на здоровье Голдовича. Он страдает от язвы, энтероколита и варикозного расширения вен. У него сломано ребро и он получил травму руки, когда работал на токарном станке. Адвокат Татьяна Кузнецова, которая навещала Голдовича в декабре 1990 года, заметила, что его речь была медленной и неэмоциональной. Статьи 70 в старой редакции больше не существует, но Голдович уже отбыл срок по этой статье, он был заключённым более пяти лет. Три года назад он попал в чусовской лагерь. Здесь не легко непохожему на других ~ даже физически" [Лев Ялин, в «Нью-Таймс», 1991]. 

******** 

Другими нарушителями границ, отбывавшими в это время наказание в Перми-35, были: С. Попов, А. Должиков, А. Довлатов, А. Завидин, В. Янин. Сергей Попов служил на границе на Дальнем Востоке. Ушёл в Китай, где был задержан и выпущен обратно в СССР с условием выполнения спецзадания. Сразу же вернулся домой в Белоруссию и девять лет скрывался у родителей, после чего был арестован и получил 10-летний срок. Александр Должиков служил наводчиком в армии на границе с Китаем, тоже перешёл к китайцам, где прошёл обучение, вернулся с заданием, которого не выполнял. Добровольно сдался властям, но получил столь же долгий срок. А Довлатов Абдухамид перешёл советско-афганскую границу, через некоторое время и он вернулся в СССР, с повинной. Ему был определён срок заключения на 8 лет.
Оказавшийся 31 марта 1991 года в Перми-35 22-летний Александр Завидин служил в погранвойсках, страдая от дедовщины. Задумал побег из наряда. Стоя на вышке, решил оглушить напарника и уйти, но, оглушая, убил. Ушёл через границу в Иран и через 8 месяцев был выдан советским властям. Был осуждён по статьям "измена Родине" и "умышленное убийство". Вину по статье 64 не признаёт. Был приговорён к расстрелу, по кассационной жалобе расстрел заменили сроком 15 лет. Правозащитница Елена Санникова отмечала, что во время следствия Завидин признавался невменяемым, что в лагере он был несколько заторможен и на нём были заметны следы сильного психологического воздействия. 

Лётчик Валерий Янин пытался бежать в Турцию, был осуждён за переход границы. В лагере был вторично арестован, обвинён ещё и по 64-й статье за намерение передать на Запад разоблачительную информацию. Срок ~ 15 лет (из них семь ~ тюрьмы) и пять лет ссылки. В зоне отчаянно протестовал: заключённый в камеру, голодал; требовал освобождения всех политзаключённых, а также ~ расследования покушения на него в пермском следственном изоляторе, медицинского освидетельствования его травм, лечения, наказания виновных и возвращения украденных вещей, продуктов, заявлений. 

Кроме них, от советской жизни намеревались сбежать: А. Щербаков, А. Коновал и И. Федоткин. 30 сентября 1990 года отсюда вышел на свободу пермяк Александр Рассказов, попавший в лагерь лишь за то, что хотел эмигрировать из СССР. Алексей Щербаков вместе с женой пытался, имитируя наличие взрывчатки, угнать самолёт. Помимо статьи "угон воздушного судна" ему вменили "измену Родине" и заключили на 15 лет, с пятью годами ссылки. Александр Коновал, служивший по призыву солдатом внутренних войск, находился в группе солдат, опять же пытавшихся угнать самолёт. После того, как по пути следования на аэродром его товарищи застрелили двух милиционеров, отделился от них, вернулся обратно, пытался застрелиться. Он получил от суда 10-летний срок, его подельники, убившие милиционеров, были расстреляны. Игорь Федоткин оказался в той же группе заговорщиков, в которой был А. Коновал. Однако в акции не участвовал, во время попытки угона самолёта находился на посту и узнал о случившемся от товарища. Его приговорили на срок в 6 лет. 

Летом 1991 года Александру Голдовичу удалось передать на волю свой дневник с общими выводами положения политзаключённых последнего причусовского лагеря. В этой конечной оценке из десятка пунктов сообщалось, что: 

· всеобщее подавление политических узников Перми-35 становится всё хуже ~ более злобным, жестоким и гнетущим; 
· за высказывания журналистам непременно следуют разнообразные наказания; 
· под предлогом обысков у узников воруются книги, продукты питания и даже одежда; 
· питание очень плохое и не хватает даже чёрного хлеба; 
· врач зоны не желает никого осматривать, а жалобы и протесты пресекаются; 
· по-прежнему осуществляется стрижка головы в наручниках (из дневниковой записи Голдовича от 10 декабря 1990 года следует, что массовыми стрижками наголо с выламыванием рук заключённых начальники зоны отмечали День прав человека). 

Дневник А. Голдовича был опубликован в «Экспресс-хронике» [№ 36 и № 37 за 1991 год]. В предисловии этой публикации, М. Перевозкина отмечала, что политзаключённых перестройки мало кто хотел защищать, потому что защищать их было сложнее, и им было труднее выживать, чем тем, кто сидел при брежневском "застое". Важной причиной того надо считать дружбу главных политиков Запада с президентом М. Горбачёвым. 

17 сентября 1991 года Борис Ельцин подписал служебную директиву об амнистии пяти политических узников: Голдовича, Смирнова, Щербакова, Олисневича и Хобта. Этим людям было официально сообщено, что другие политические заключённые находятся в юрисдикции СССР и по этой причине решение об их амнистии должно исходить от Михаила Горбачёва. В результате окончательного развала Советского Союза, оставшиеся узники вскоре покинули учреждение ВС 389/35-1. Пермь-37 и Пермь-36 в Кучино были упразднены ранее Перми-35. 

******** 

Лагерь для репрессированных и уголовников УТ-389/36 возник осенью 1946 года как шестая колония управления НКВД в Молотовской области. В 1972 году колонию заключённых и их охранников перепрофилировали в политлагерь ВС-389/36, с самым суровым режимом, и стали содержать здесь избранных диссидентов ~ инакомыслящих, особо опасных для руководителей Советского Союза: авторов и распространителей самиздата, организаторов и участников правозащитных групп, националистов, инаковерующих и других противников существовавшего государственного устройства. Здесь пытались перевоспитать поэта Василя Стуса, автора Декларации о независимости Украины Левко Лукьяненко, литовского патриота Балиса Гаяускаса, правозащитника Сергея Ковалёва. 

В 1994 году на разрушенной базе этой лагерной тюрьмы начал создаваться музейно-архивный комплекс «Мемориал жертв политических репрессий» (с архивом в городе Пермь). Ныне этот музей Международного мемориального центра политических репрессий и тоталитаризма у причусовской деревни Кучино желает быть в списке памятников ЮНЕСКО... О Перми_36 сейчас много рассказывают другие, а дополнить их информацию мог бы нижеследующий документ Международной Амнистии: 

INFORMATION ON CONDITIONS OF IMPRISONMENT IN SPECIAL REGIME 
CORRECTIVE LABOUR COLONY VS 389/36-1 
(RSFSR, Permskaya oblast, Chusovskoy raion, pos. Kuchino) 

Most Soviet adults who have been sentenced to terms of imprisonment serve their sentences in corrective labour colonies (which are often referred to as "labour camps"). The most severe category of corrective labour colony is the corrective labour colony of special regime. Special regime is officially designated for male "recidivists considered to be particularly dangerous and convicts whose death sentence has been commuted to deprivation of liberty by way of pardon or amnesty". Disabled prisoners who fall into this category are also imprisoned in special regime corrective labour colonies. Women are not sentenced to imprisonment on special regime. 

Most prisoners serving sentences on special regime have been convicted of major economic crimes or offences involving violence. Some, however, are individuals who have been prosecuted more than once for activities which, although officially termed "especially dangerous crimes against the state", in practice constitute the peaceful exercise of their right to freedom of expression. Amnesty International knows of 15 prisoners of conscience who are currently serving sentences on special regime. All were convicted of "anti-Soviet agitation and propaganda" and sentenced to terms of 10 years' imprisonment, with or without five years' internal exile. They are Henricas JASHKUNAS, Balys GAYAUSKAS, Leonid BORODIN, Vitaly KALYNYCHENKO, Vasyl STUS, Vasyl OVSIENKO, Viktoras PETKUS, Lev LUKYANENKO, Semyon SKALICH, Ivan KANDYBA, Oleksa TYKHY, Yury LYTVYN, Vasily MAZURAK, Vladimir ANDRUSHKO, Vasily FEDORENKO. 

The special regime corrective labour colony for Soviet political prisoners is institution VS 389-36/1, in Perm region of the Russian Republic. In October 1983 Amnesty International received information about conditions in the colony which had been written during the previous year by a known prisoner of conscience and sent abroad through unofficial channels. At the close of this document Amnesty International is reproducing a translation of the material made by the Research Department, in the belief that it is authentic and that it provides valuable information on conditions of imprisonment in VS 389-36/1. 

The Official Requirements of Special Regime Corrective Labour Colonies 

The requirements of special regime corrective labour colonies are laid down in the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation, passed by the Sixth Session of the Supreme Soviet of the USSR in July 1969. These requirement are amplified in the corrective labour codes of each republic (for the purposes of this paper reference will be made to the Corrective Labour Code of the Russian republic which sets down the requirements of VS 389-36/1). Within this framework further rules concerning conditions of imprisonment are laid down in Orders from the USSR Ministry of Internal Affairs (MVD), issued with approval of the USSR Procurator-General. The texts of these Orders are not widely published, nor reportedly are they even shown to the prisoners themselves. According to accounts given by prisoners and circulated in samizdat form, once enforced these rules have restricted many of the rights accorded to prisoners by Soviet corrective labour legislation. 

According to Article 19 of the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation, the chief requirements of the regime in all places of confinement are: "obligatory isolation of the convicted persons and constant surveillance over them so as to preclude the possibility of their committing fresh crimes or other anti-social acts" and "the exact and unremitting discharge by them of their duties". It goes on to say that prisoners on special regime "shall be kept in premises of the cell type and shall wear clothes of a special kind". The RSFSR Corrective Labour Code specifies that prisoners on special regime shall be kept in "strict isolation" and that each prisoner shall be allotted cell space of no less than two square metres. 

The Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation state that prisoners in special regime corrective labour colonies are "as a rule employed on 'arduous' jobs". Like prisoners in all categories of corrective labour colony they work an eight hour day, six days a week. They are entitled by law to receive food rations which "ensure the normal functioning of the human organism" ~ rations which are to vary according to the local climate, the location of the camp and the work done by the prisoners. They are also entitled to have "necessary medical facilities". Able-bodied prisoners serving sentences in special regime corrective labour colonies are entitled to keep 10% of their earnings in a personal account and to spend four roubles of this money each month in the camp shop. 

As stated in Article 27 of the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation, prisoners in all places of confinement may be given only that work which is "in keeping with their physical capacity". Apart from this loosely-worded stipulation, few provisions are made for disabled prisoners in Soviet corrective labour institutions. Prisoners in special regime corrective colonies who are officially registered as invalids of the first and second category are entitled to receive free food, clothing, linen and footwear. They may also keep 25% of their earnings in their personal accounts and receive additional money gifts through the mail. Invalid prisoners may enroll on vocational training courses if they wish. Neither the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation nor the corrective labour codes of the union republics, sets down standards of diet, medical care or work for disabled prisoners. 

Article 24 of the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation entitles prisoners on special regime to receive two visits a year. One visit, lasting up to four hours, may be held with a relative or any other person in the presence of an official. The other visit ~ of up to three days ~ may be held in private, but only with a close relative. Prisoners sentenced to imprisonment on special regime are commonly sent to corrective labour colonies far from their homes. Article 6 of the RSFSR Corrective Labour Code lays down that they shall be sent to the appropriate institution "regardless of which union republic they were convicted". 

Prisoners in special regime corrective labour colonies are entitled by law to send one letter a month and to receive any number of letters without restriction. According to the Fundamentals of Soviet Corrective Labour Legislation they may also receive two parcels a year. This provision is qualified in Article 28 of the RSFSR Corrective Labour Code to read "two packets" a year, i. e. smaller items. Article 25 of the RSFSR Corrective Labour Code also entitles prisoners to purchase "without restrictions and which the means held in their personal accounts, literature through the book-selling network and writing materials, and also to subscribe to newspapers and journals published in the USSR". 

According to accounts given by prisoners, however, their legal rights to correspondence, parcels and literature have been tightly restricted by Orders introduced by the USSR Ministry of Internal Affairs with the endorsement of the USSR Procurator General. The exact number of these Orders is not known, nor are the official texts available to Amnesty International. However, the main contents of two have been reproduced in detail in the unofficial human rights journal A Chronicle of Current Events [issues No. 33 dated July 1974 and No. 51 dated December 1978]. Order 20 of the USSR Ministry of Internal Affairs which is dated 14 January 1972, for example, restricts the items which prisoners may receive through the mail to the following: 

"Packets: dry confectionery, apart from chocolate and any products containing it" 
"Parcels: bread and buns of various kinds; salted herrings; tinned food ~ meat with vegetables, lard, pulses, fish, vegetables; cheese, lard, butter and margarine" (previous rules permitted tea, coffee and pure meat products). 

Order No. 20 also given the official grounds for confiscating a prisoner's correspondence. These are: 

"a) Obscene expressions 
b) Libelous statements about the administration or conditions in the camps 
c) Distortion of the USSR's foreign policy or internal policies 
d) Suspicion of phrases in pre-arranged code 
e) Illicit enclosures 
f) Divulging of information which may not be made public" 

Order No. 37 of the USSR Ministry of Internal Affairs, which was brought into effect on 15 March 1978, furthermore allows the administration of the corrective labour institution to destroy the letters confiscated. Previous rules entitled prisoners to receive confiscated mail on their release from imprisonment. Order No. 37 also forbids prisoners to receive printed publications from relatives or others, and restricts them to keeping not more than five books or magazines which could be kept. 

Prisoners in special regime corrective labour colonies who have manifested "good behavior" and a "conscientious attitude" are legally eligible for privileges. On completing one third of their sentence they may be transferred from their cell to barrack accommodation in the same corrective labour colony. After serving one half of their term they may be moved to a strict regime corrective labour colony. As a measure of encouragement after completing half of their term prisoners on special regime who have shown good behavior may also be allowed to spend one extra rouble each month in the camp shop, to receive one extra parcel a year and an additional annual visit. Those prisoners who do not have close relatives are restricted to receiving an additional short visit each year. These privileges may be granted and withdrawn at the discretion of the administration of the corrective labour institution.
The Procuracy is charged with seeing that legality is observed in all Soviet corrective labour institutions. Prisoners are entitled by law to send uncensored complaints about their treatment to the procuracy office, which must be despatched by the camp administration within 24 hours. Article 10of the RSFSR Corrective Labour Code furthermore states that the service personnel of corrective labour institutions "shall bear responsibility for ensuring legality in their activity". Convicted persons are also legally entitled to hold a copy of the official court verdict in their case and to meet in private with their lawyer. However, according to former prisoners of conscience and Soviet citizens who are unofficially engaged in monitoring human rights violations in the USSR, prisoner' opportunities for legal redress have been restricted by successive Orders introduced by the USSR Ministry of Internal Affairs. Order No. 20, for example, forbids complaints and statements written by groups of prisoners, or intercessions on behalf of other people. Order No. 37 further forbids complaints and statements concerning other prisoners' circumstances. 

Conditions of Imprisonment in VS 389-36/1 

Formerly the special regime corrective labour colony for Soviet political prisoners was situated in a complex of camps in the Mordovian Autonomous Republic. In March 1980 however this labour colony was closed down and its inmates were transferred to newly-built premises, within the perimeter of a strict regime corrective labour colony for political prisoners in Perm region, the Russian Republic. By 1982 there were reported to be 31 prisoners in special regime colony VS 389-36/1. 

According to information given by prisoners in the adjacent strict regime colony VS 389-36, the area is marshy and adjoins a river. In 1979 spring tides are said to have flooded the colony knee-deep with water, as a result of which the whole camp was evacuated to a hill-top for one week. Drinking water in the area is reported to be brackish and to leave dirty stains in the wash stand. 

According to reports received by Amnesty International in 1980, the prisoners' living cells in the special regime colony VS 389-36-1 are equipped with running water, a wash basin and a lavatory pan. The prisoners work in cells directly opposite their living quarters. Like the inmates of the strict regime colony VS 389-36 they work assembling components for electric irons. To assemble one component a prisoner must insert three or four 3-millimetre screws using a semi-automatic screwdriver and attach a cable to two of them. He must then twist the cable. They daily output norm for the job in 1980 was reported to be 700 components. Most prisoners at that time were said to be able to produce only 400 components. Both the special and the strict regime zone of VS 389-36 are served by a medical unit within the compound. For treatment of serious illnesses prisoners from both zones may be transferred to the regional prison hospital based in another strict regime corrective labour colony for political prisoners, institution VS 389-35. 

Little detail was available about conditions within the special regime corrective labour colony VS 389-36/1 until 1983 when Amnesty International received a two page account written in April 1982 by a known prisoner of conscience serving a sentence there. Although Amnesty International is unable to confirm or deny allegations made in the account through corroborative evidence, it is making available the translation of the material below in the belief that it is authentic and on the grounds that it is the first detailed account of the conditions of imprisonment for prisoners of conscience on special regime to have emerged from VS 389-36/1. 

A Translation prepared in the Research Department of Information on Conditions of Imprisonment in Special Regime Corrective Labour Colony VS 389-36/1 Provided by a Prisoner of Conscience in April 1982. 

"Letters not written in Russian take one and a half or two months to reach us. We receive letters only from close relatives; those from other people in practice do not arrive. Apparently they are forbidden. Very often they even confiscate letters from our wives, mothers and children, and also even our own letters. Greetings on religious holidays are forbidden. All postcards are confiscated. They explain this by saying that they are ideologically and politically harmful or that they contain conspiracies. If you begin to enquire why they are not handed over, or write to the Procurator about it, they answer that the letter has been rightfully confiscated destroyed. They maintain that they have the right to destroy correspondence. The Procuracy always justifies the administration in advance. We do not receive any letters from abroad. 

They take away from everybody the legal materials relating to their case; they take away the possibility of protesting about it, i. e. a person does not have the materials which he could use to struggle for his rights. Since our cases are shams, a selection of unsubstantiated fabricated claims made by the KGB ~ they do not want the legal materials to find their way abroad. To all our complaints regarding our cases all the authorities give a standard answer: the case has been examined thoroughly, and the sentence of the court is correct. The punishments are also standard: 10 years plus five years exile. To other complaints the Procuracy usually answers: the facts have not been proven. Often complaints are sent for investigation to the very person about whom you are complaining. 

The regime in the camp is like the regime in a KGB investigation and isolation cell. In particular they try to isolate us from society and from each other. Now we live in cells of two to five persons. We do not meet the prisoners from other cells. We work in separate cells and only with those with whom we live. The exercise cells are arranged so that it is not possible to pass on notes, and to prevent us exchanging remarks a guard walks along a catwalk above. If we beg into talk we are taken away from the exercise cell. The living and working cells are equipped with toilets. Last year they put up a partition about 1Ѕ metres high in the living cells. It became a little more convenient, but all the same it is not screened off from the rest of the cell. There is no ventilation, and so it stinks. In the working cells there is not even this formal partition. One's natural functions must be performed in view of everyone. Each person is allotted two square metres of cell, which is crammed with two bunks and a table. The work cells are dark: electric light is necessary by day. The light is especially bad in autumn and in winter ~ then we live by electric light day and night. The light burns at night too. As a result many prisoners have weak and aching eyes. The work is light, but the work norms are high, and few fulfill them. Some are punished for not fulfilling the norms. The privileges provided by the labour code for the sick and disabled are not applied here. They must work to death. 

The food is bad. Groats, meat (a piece of gristle, bone) which is often rotten. We hardly ever get vegetables, and we never receive fresh ones. In the shop you can spend in all up to four roubles a month on margarine, vegetable oil, sweets (1 rouble for a kilogram). Sometimes there is tinned fish, occasionally processed cheeses, and biscuits.
Only five books or journals are allowed in the cell. The rest must be handed over to the store room. Although it is said that books may be exchanged, in practice you can rarely manage to do this as the key is kept with the duty officier, and he does not like giving you permission. We are not allowed to keep anything we write down either. They take it away. Their explanation is: you have the right to write, but you do not have the right to keep what you have written. Therefore as soon as you have written a sentence, the guard has the right to take it away. Recently they took away our books, journals and exercise books. They left us with only five books or journals each. Therefore it is very difficult to study anything.
During the exercise period it is forbidden to strip to the waist and sunbathe. After lunch a few rays of sun fall into the exercise cells. But you are not allowed to take off even your jacket ~ this must be buttoned right up. Some guards do not permit you even to take off your headgear. Those who do not observe these conditions are taken away from the exercise cell. In all there are five exercise cells ~ 'barrels'. Three of them are approximately three metres by five metres and two and a half metres high. Two cells are made of concrete, and shut off above by a grid of barbed wire. A guard walks about on top. The cells are built so that the sunreaches them only towards evening, and then not for long. The exercise period last one hour. The two other cells are two metres by two metres and two and half metres high. The sun never reaches these. This is where prisoners in solitary confinement exercise, if they have not refused to do so. Their exercise period lasts half an hour. When you ask why the exercise cells are so small they say that their size is not specified by law and so they can build what sort they like. That is ~ exercise cells in name alone. 

The water is very bad. Sometimes they bring drinking water into the kitchen, but most frequently there is none, then they boil stagnant water. This is very dirty, with many sediments, it stinks, but you have to drink it. In autumn and winter the electric light is very weak, and flickers. It is very difficult to read, and it ruins your eyes. 

Prisoners convicted of 'anti-Soviet agitation and propaganda' are often deprived of meetings. And when anyone does receive a visit, then it is usually for one or two days. Short visits take place here or else you are taken to 36. These visits are conducted through a double window and last one or two hours. Since it is a very long way for friends and relatives to travel here for meeting, many prisoners refuse them. 

For two camps there is one doctor, who does not come every day. The medical treatment is merely first aid. There are not enough medicines. The dentist and other specialists come very rarely. The hospital is at camp 35. People who have been there say that it is better in the cooler here than there in the hospital. The hospital cells are like those in the cooler: small, dark and cold in winter. The medical treatment is a formality. There is nowhere to wash. The bath is in the toilet. In winter it is very cold. It is better not to wash, as you can catch a chill. The exercise cells in the hospital are the same as our small ones, i. e. 'barrels'. Prisoners on special regime in the hospital are kept in maximum isolation. They are accommodated separately from prisoners on strict regime, and are not permitted to meet or talk with them. 

Our conditions differ from the conditions of other camps. They are considerably harsher than the conditions of special regime camps for criminal prisoners. The rules stipulated by the code on the maintenance of prisoners are not applied to us. They evade them, and do not even refer to them. In many cases we are placed at the mercy of the local administration. Hunger strikes are considered to be a violation of camp regime and we are punished for them". 

******** 

Реклама организации «Международная амнистия» 
(Каннские львы 2007 -- "Пуля") 
Слоган "ВАША ПЕТИЦИЯ ЗНАЧИТ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ВЫ ДУМАЕТЕ" -- 


******** 

Прилагаю здесь ещё краткую справку о самой организации Международная Амнистия (согласно её исправленного устава, принятого в Иокогаме в 1991 году)

Задачей организации МЕЖДУНАРОДНАЯ АМНИСТИЯ является внесение вклада в соблюдение во всём мире прав человека, определённых Всеобщей декларацией прав человека. Во исполнение этой задачи и признания обязанности каждого предоставлять другим права и свободы, равные его или её собственным, МЕЖДУНАРОДНАЯ АМНИСТИЯ принимает в сферу своей деятельности следующее:

Способствовать осознанию и соблюдению положений Всеобщей декларации прав человека и других международных документов о правах человека, заключённых в них ценностей, неделимости и взаимосвязи всех прав человека и свобод;
Бороться против серьёзных нарушений прав каждого на свободу убеждений и свободу их выражения и свободу от дискриминации из-за его или её этнического происхождения, пола, цвета кожи или языка, а также права каждого на физическую и интеллектуальную неприкосновенность, в частности, бороться всеми приемлемыми методами, независимо от политических соображений против:

а} заключения в тюрьму, задержания или физического ограничения другим способом любого лица за его или её политические, религиозные или иные убеждения; либо за его или её этническое происхождение, пол, цвет кожи или язык, при условии, что он или она не прибегали к насилию и не призывали к его применению (далее именуемыми "узники совести"; МЕЖДУНАРОДНАЯ АМНИСТИЯ будет способствовать освобождению и оказанию поддержки узникам совести);
б} задержания всех политических заключённых без справедливого суда дольше допустимых сроков или не соответствующих международным нормам судебных процедур в отношении таких заключённых;
в} смертных приговоров, применения пыток и иного жестокого, бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания в отношении заключённых или любых других задержанных или ограниченных в свободе лиц, независимо от того, прибегали они к насилию или выступали за его применение;
г} внесудебных казней людей, независимо от того, являются ли они заключёнными, задержанными или свободы которых каким-либо образом ограничены; и "исчезновений" людей, независимо от того, прибегали они к насилию или выступали за его применение.

Для достижения вышеназванных задач и исполнения своей сферы деятельности МЕЖДУНАРОДНАЯ АМНИСТИЯ намерена:

а} всегда в равной степени чётко определять свою беспристрастность в отношении всех стран, независимо от их политической и идеологической системы;
б} способствовать, там, где это уместно, принятию конституций, конвенций, договоров и других мер, которые гарантируют все вышеперечисленные права;
в} оказывать активную поддержку международным организациям и агентствам, занимающимися претворением в жизнь вышеназванных положений, предавать гласности их деятельность и сотрудничать с ними;
г} предпринимать все необходимые шаги для налаживания эффективной работы своих секций, групп и индивидуальных членов;
д} обеспечивать условия для того, чтобы группы членов или сторонники МЕЖДУНАРОДНОЙ АМНИСТИИ могли "усыновлять" отдельных "узников совести", или давать группам иные подобные задания в соответствии с вышеуказанными задачами и сферой деятельности МЕЖДУНАРОДНОЙ АМНИСТИИ;
е} оказывать финансовую или иную помощь узникам совести и их семьям, бывшим узникам совести, тем лицам, которых можно считать узниками совести, тем, кто может стать узниками совести в результате судебного приговора, тем, кто может стать узниками совести, если они вернутся в свою страну, семьям таких людей и жертвам пыток, нуждающихся в результате их применения в медицинском уходе;
ж} стремиться к улучшению условий жизни лишённых свободы узников совести и политических заключённых;
з} в случаях, где это необходимо и возможно, предоставлять юридическую помощь узникам совести, лицам, за которых есть основания опасаться, что они могут оказаться узниками совести или тем, которые могут стать узниками совести в результате судебного приговора, либо по возвращении в свою страну, а также в необходимых случаях направлять на такие судебные процессы своих наблюдателей;
и} предавать гласности информацию об узниках совести и лицах, чьи права ограничены любым иным способом в нарушение вышеизложенных положений;
к} расследовать и предавать гласности случаи исчезновения людей, когда есть основания полагать, что они явились жертвами нарушений прав, изложенных выше;
л} бороться против депортации людей из одной страны в другую, если есть основания полагать, что они могут стать узниками совести, или, что им угрожают пытки или смертная казнь;
м} в надлежащих случаях направлять своих представителей для расследования на месте, когда имеются сообщения о том, что права индивидуальных лиц, гарантируемые вышеназванными положениями, нарушаются или могут быть нарушены;
н} обращаться в международные организации и к соответствующим правительствам в случаях, когда есть основания полагать, что индивидуальное лицо является узником совести или что его права иным образом ограничены в нарушение вышеназванных положений;
о} поддерживать и поощрять идею всеобщей амнистии, под которую подпадали бы узники совести;
п} применять все надлежащие методы для выполнения задач в сфере деятельности МЕЖДУНАРОДНОЙ АМНИСТИИ.

******** 

Дополнительные сведения:

Щаранский Н. Б. ~ Не убоюсь зла // РКФ Век, РПА Олимп // Москва, 1991 г.
Yelin L. ~ His address: Perm-35 ...Human Rights // «New Times», № 26, page 48, 1991.
Blitz J. ~ Good riddance to the last gulag ...Perm 35 prison camp // «The Sunday Times», 22 September 1991.
«AI handbook» // Amnesty International Publications // London, 1992
Coleman F. ~ Could Stalinism Return to Russia? // «Newsweek», pages 21-23, July 13, 1992.



















1 комментарий:

Valerius комментирует...

По замечанию thai_thai в "Живом Журнале", Вазифа Мейланова освободили в декабре 1988, не в феврале.

Материалы о Мейланове от Thai-Thai здесь:

Комментарий -- http://bermion.livejournal.com/1833.html?view=1065#t1065
О насилии -- http://thai-thai.livejournal.com/117298.html#cutid1
Две цитаты -- http://thai-thai.livejournal.com/114376.html